(1) «Это под­лин­ник»,  — с ува­же­ни­ем го­во­рят про кар­ти­ну или скульп­ту­ру. (2) Ка­за­лось бы, можно, легко ли­стая жур­нал или книгу, где по­ме­ще­ны раз­но­об­раз­ные ре­про­дук­ции работ ху­дож­ни­ков и скуль­пто­ров, по­зна­ко­мить­ся с их мно­го­гран­ным твор­че­ством. (3) Но по­че­му люди всё-таки стре­мят­ся в музеи и кар­тин­ные га­ле­реи? (4) По­че­му, для того чтобы по­смот­реть под­лин­ник, они едут в дру­гой город или даже стра­ну?

(5) Эти во­про­сы очень важны для фор­ми­ро­ва­ния пра­виль­но­го от­но­ше­ния к ис­кус­ству. (6) Ху­дож­ник не про­сто по­ло­жил крас­ки на холст, ста­ра­ясь сде­лать это как можно кра­си­вее. (7) Нет, в кар­ти­ну он все­гда вкла­ды­ва­ет своё от­но­ше­ние к тому, что изоб­ра­жа­ет, свои пе­ре­жи­ва­ния и мысли  — сло­вом, своё не­по­вто­ри­мое, по­то­му что каж­дый видит мир по-сво­е­му. (8) Встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем ис­кус­ства  — это также встре­ча с его со­зда­те­лем.

(9) Стоя перед кар­ти­ной или скульп­ту­рой, мы ста­ра­ем­ся по­нять её твор­ца, раз­га­дать то, что он хотел нам ска­зать. (10) И чем боль­ше мы смот­рим на кар­ти­ну-под­лин­ник, тем боль­ше она го­во­рит нам, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся перед нами её кра­со­та и свое­об­ра­зие. (11) Рас­ска­зать обо всём этом, пе­ре­дать оча­ро­ва­ние под­лин­ни­ка не в силах даже самая со­вер­шен­ная копия.

(1) «Это под­лин­ник»,  — с ува­же­ни­ем го­во­рят про кар­ти­ну или скульп­ту­ру. (2) Ка­за­лось бы, можно, легко ли­стая жур­нал или книгу, где по­ме­ще­ны раз­но­об­раз­ные ре­про­дук­ции работ ху­дож­ни­ков и скуль­пто­ров, по­зна­ко­мить­ся с их мно­го­гран­ным твор­че­ством. (3) Но по­че­му люди всё-таки стре­мят­ся в музеи и кар­тин­ные га­ле­реи? (4) По­че­му, для того чтобы по­смот­реть под­лин­ник, они едут в дру­гой город или даже стра­ну?

(5) Эти во­про­сы очень важны для фор­ми­ро­ва­ния пра­виль­но­го от­но­ше­ния к ис­кус­ству. (6) Ху­дож­ник не про­сто по­ло­жил крас­ки на холст, ста­ра­ясь сде­лать это как можно кра­си­вее. (7) Нет, в кар­ти­ну он все­гда вкла­ды­ва­ет своё от­но­ше­ние к тому, что изоб­ра­жа­ет, свои пе­ре­жи­ва­ния и мысли  — сло­вом, своё не­по­вто­ри­мое, по­то­му что каж­дый видит мир по-сво­е­му. (8) Встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем ис­кус­ства  — это также встре­ча с его со­зда­те­лем.

(9) Стоя перед кар­ти­ной или скульп­ту­рой, мы ста­ра­ем­ся по­нять её твор­ца, раз­га­дать то, что он хотел нам ска­зать. (10) И чем боль­ше мы смот­рим на кар­ти­ну-под­лин­ник, тем боль­ше она го­во­рит нам, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся перед нами её кра­со­та и свое­об­ра­зие. (11) Рас­ска­зать обо всём этом, пе­ре­дать оча­ро­ва­ние под­лин­ни­ка не в силах даже самая со­вер­шен­ная копия.

(1) «Это под­лин­ник»,  — с ува­же­ни­ем го­во­рят про кар­ти­ну или скульп­ту­ру. (2) Ка­за­лось бы, можно, легко ли­стая жур­нал или книгу, где по­ме­ще­ны раз­но­об­раз­ные ре­про­дук­ции работ ху­дож­ни­ков и скуль­пто­ров, по­зна­ко­мить­ся с их мно­го­гран­ным твор­че­ством. (3) Но по­че­му люди всё-таки стре­мят­ся в музеи и кар­тин­ные га­ле­реи? (4) По­че­му, для того чтобы по­смот­реть под­лин­ник, они едут в дру­гой город или даже стра­ну?

(5) Эти во­про­сы очень важны для фор­ми­ро­ва­ния пра­виль­но­го от­но­ше­ния к ис­кус­ству. (6) Ху­дож­ник не про­сто по­ло­жил крас­ки на холст, ста­ра­ясь сде­лать это как можно кра­си­вее. (7) Нет, в кар­ти­ну он все­гда вкла­ды­ва­ет своё от­но­ше­ние к тому, что изоб­ра­жа­ет, свои пе­ре­жи­ва­ния и мысли  — сло­вом, своё не­по­вто­ри­мое, по­то­му что каж­дый видит мир по-сво­е­му. (8) Встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем ис­кус­ства  — это также встре­ча с его со­зда­те­лем.

(9) Стоя перед кар­ти­ной или скульп­ту­рой, мы ста­ра­ем­ся по­нять её твор­ца, раз­га­дать то, что он хотел нам ска­зать. (10) И чем боль­ше мы смот­рим на кар­ти­ну-под­лин­ник, тем боль­ше она го­во­рит нам, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся перед нами её кра­со­та и свое­об­ра­зие. (11) Рас­ска­зать обо всём этом, пе­ре­дать оча­ро­ва­ние под­лин­ни­ка не в силах даже самая со­вер­шен­ная копия.

(1) «Это под­лин­ник»,  — с ува­же­ни­ем го­во­рят про кар­ти­ну или скульп­ту­ру. (2) Ка­за­лось бы, можно, легко ли­стая жур­нал или книгу, где по­ме­ще­ны раз­но­об­раз­ные ре­про­дук­ции работ ху­дож­ни­ков и скуль­пто­ров, по­зна­ко­мить­ся с их мно­го­гран­ным твор­че­ством. (3) Но по­че­му люди всё-таки стре­мят­ся в музеи и кар­тин­ные га­ле­реи? (4) По­че­му, для того чтобы по­смот­реть под­лин­ник, они едут в дру­гой город или даже стра­ну?

(5) Эти во­про­сы очень важны для фор­ми­ро­ва­ния пра­виль­но­го от­но­ше­ния к ис­кус­ству. (6) Ху­дож­ник не про­сто по­ло­жил крас­ки на холст, ста­ра­ясь сде­лать это как можно кра­си­вее. (7) Нет, в кар­ти­ну он все­гда вкла­ды­ва­ет своё от­но­ше­ние к тому, что изоб­ра­жа­ет, свои пе­ре­жи­ва­ния и мысли  — сло­вом, своё не­по­вто­ри­мое, по­то­му что каж­дый видит мир по-сво­е­му. (8) Встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем ис­кус­ства  — это также встре­ча с его со­зда­те­лем.

(9) Стоя перед кар­ти­ной или скульп­ту­рой, мы ста­ра­ем­ся по­нять её твор­ца, раз­га­дать то, что он хотел нам ска­зать. (10) И чем боль­ше мы смот­рим на кар­ти­ну-под­лин­ник, тем боль­ше она го­во­рит нам, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся перед нами её кра­со­та и свое­об­ра­зие. (11) Рас­ска­зать обо всём этом, пе­ре­дать оча­ро­ва­ние под­лин­ни­ка не в силах даже самая со­вер­шен­ная копия.

(1) «Это под­лин­ник»,  — с ува­же­ни­ем го­во­рят про кар­ти­ну или скульп­ту­ру. (2) Ка­за­лось бы, можно, легко ли­стая жур­нал или книгу, где по­ме­ще­ны раз­но­об­раз­ные ре­про­дук­ции работ ху­дож­ни­ков и скуль­пто­ров, по­зна­ко­мить­ся с их мно­го­гран­ным твор­че­ством. (3) Но по­че­му люди всё-таки стре­мят­ся в музеи и кар­тин­ные га­ле­реи? (4) По­че­му, для того чтобы по­смот­реть под­лин­ник, они едут в дру­гой город или даже стра­ну?

(5) Эти во­про­сы очень важны для фор­ми­ро­ва­ния пра­виль­но­го от­но­ше­ния к ис­кус­ству. (6) Ху­дож­ник не про­сто по­ло­жил крас­ки на холст, ста­ра­ясь сде­лать это как можно кра­си­вее. (7) Нет, в кар­ти­ну он все­гда вкла­ды­ва­ет своё от­но­ше­ние к тому, что изоб­ра­жа­ет, свои пе­ре­жи­ва­ния и мысли  — сло­вом, своё не­по­вто­ри­мое, по­то­му что каж­дый видит мир по-сво­е­му. (8) Встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем ис­кус­ства  — это также встре­ча с его со­зда­те­лем.

(9) Стоя перед кар­ти­ной или скульп­ту­рой, мы ста­ра­ем­ся по­нять её твор­ца, раз­га­дать то, что он хотел нам ска­зать. (10) И чем боль­ше мы смот­рим на кар­ти­ну-под­лин­ник, тем боль­ше она го­во­рит нам, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся перед нами её кра­со­та и свое­об­ра­зие. (11) Рас­ска­зать обо всём этом, пе­ре­дать оча­ро­ва­ние под­лин­ни­ка не в силах даже самая со­вер­шен­ная копия.

(1) «Это под­лин­ник»,  — с ува­же­ни­ем го­во­рят про кар­ти­ну или скульп­ту­ру. (2) Ка­за­лось бы, можно, легко ли­стая жур­нал или книгу, где по­ме­ще­ны раз­но­об­раз­ные ре­про­дук­ции работ ху­дож­ни­ков и скуль­пто­ров, по­зна­ко­мить­ся с их мно­го­гран­ным твор­че­ством. (3) Но по­че­му люди всё-таки стре­мят­ся в музеи и кар­тин­ные га­ле­реи? (4) По­че­му, для того чтобы по­смот­реть под­лин­ник, они едут в дру­гой город или даже стра­ну?

(5) Эти во­про­сы очень важны для фор­ми­ро­ва­ния пра­виль­но­го от­но­ше­ния к ис­кус­ству. (6) Ху­дож­ник не про­сто по­ло­жил крас­ки на холст, ста­ра­ясь сде­лать это как можно кра­си­вее. (7) Нет, в кар­ти­ну он все­гда вкла­ды­ва­ет своё от­но­ше­ние к тому, что изоб­ра­жа­ет, свои пе­ре­жи­ва­ния и мысли  — сло­вом, своё не­по­вто­ри­мое, по­то­му что каж­дый видит мир по-сво­е­му. (8) Встре­ча с про­из­ве­де­ни­ем ис­кус­ства  — это также встре­ча с его со­зда­те­лем.

(9) Стоя перед кар­ти­ной или скульп­ту­рой, мы ста­ра­ем­ся по­нять её твор­ца, раз­га­дать то, что он хотел нам ска­зать. (10) И чем боль­ше мы смот­рим на кар­ти­ну-под­лин­ник, тем боль­ше она го­во­рит нам, тем боль­ше рас­кры­ва­ет­ся перед нами её кра­со­та и свое­об­ра­зие. (11) Рас­ска­зать обо всём этом, пе­ре­дать оча­ро­ва­ние под­лин­ни­ка не в силах даже самая со­вер­шен­ная копия.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.

(1)  Это про­изо­шло на па­лу­бе дач­но­го па­ро­хо­да, под­го­ня­е­мо­го ве­тер­ком к зелёным бе­ре­гам Пе­тер­го­фа.

(2)  Сер­гей Есе­нин, не­дав­но вер­нув­ший­ся из-за гра­ни­цы, за­го­ре­лый, с расстёгну­тым во­ро­том белой ру­баш­ки, весёлый, не­при­выч­но оживлённый, при­сло­нясь к борту, без­оста­но­воч­но читал свои стихи. (3)  В этот вечер Сер­гей Есе­нин был осо­бен­но в ударе: стихи зву­ча­ли так, слов­но поэт бро­сал кому-то вызов мо­ло­до­сти и силы. (4)  И все, кто на­хо­дил­ся на па­лу­бе, не могли ото­рвать от него глаз.

(5)  Но осо­бен­но по­ра­зи­ло меня то, как Алек­сей Тол­стой ре­а­ги­ро­вал на стихи мо­ло­до­го поэта. (6)  Ранее рас­се­ян­ный и не­сколь­ко апа­тич­ный, груз­но си­дев­ший на па­луб­ной ска­мье, сей­час он весь был полон вни­ма­ния и даже по­дал­ся вперёд всем своим телом. (7)  Паль­цы всё силь­нее и ве­се­лее от­би­ва­ли такт на пра­вом ко­ле­не.

(8)  Вдруг Тол­стой резко сдви­нул на за­ты­лок шляпу и стёр со лба вы­сту­пив­ший пот. (9)  Потом встал, груз­но шаг­нул к Сер­гею Есе­ни­ну и ши­ро­ким же­стом трях­нул его за плечи. (10)  Ши­ро­кая улыб­ка оза­ри­ла мя­си­стое, глад­ко вы­бри­тое лицо Алек­сея Тол­сто­го.

(11)  — Вот это стихи!  — взвол­но­ва(н/нн)о про­изнёс Алек­сей Ни­ко­ла­е­вич. (12)  Он креп­ко обнял не­сколь­ко смущённого и рас­тер..нного мо­ло­до­го поэта и три­жды по­це­ло­вал.